Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кеклик расплакалась.
— Чуяло мое сердце, я знала, обязательно что-нибудь случится и нам помешают.
— Если ты боишься, что нам помешают, я возьму тебя завтра с собой! — решил я ее успокоить.
— Куда?
— В Лачин.
— Разве отец согласится? А что скажут люди?
— Тогда потерпи два-три дня. Мне тоже будет трудно без тебя, но я постараюсь не задерживаться.
* * *
Абдулали Лютфалиев — председатель Пусьянского волостного Совета — оседлал для меня своего гнедого иноходца, и ранним утром, едва взошло солнце, я поскакал в Лачин, куда по указанию Рахмата Джумазаде меня вызвали на пленарное заседание уездного комитета партии.
Оказывается, в присутствии специально прибывшего из Баку представителя Центрального Комитета Компартии Азербайджана должно было рассматриваться коллективное заявление сторонников Аяза Сазагова, посланное в Баку.
В зале были все члены укома и ответственные работники исполкома и других городских организаций.
Управляющий делами укома прочел заявление.
— Кто его подписал? — выкрикнули из зала.
Управделами укома огласил имена подписавшихся и добавил, что перед подписью Будага Деде-киши оглы была какая-то приписка, но потом ее зачеркнули; возможно, он сам передумал и вычеркнул.
Я крикнул с места:
— Я ничего не передумал и ничего не вычеркивал!
Рахмат Джумазаде взял заявление из рук управляющего делами и протянул мне:
— Видишь, что зачеркнуто?
— Вижу, но я ничего не зачеркивал и, если мне разрешат, объясню, в чем дело.
Пока я шел к трибуне, встретил недоуменный взгляд Нури. Ханлар Баркушатлы укоризненно качал головой.
— Какая разница, что ты там приписал? — устало заметил Джумазаде. — Печально, что и тебя втянули в это дело!
— Я должен все объяснить! — начал я. — Буду говорить подробно потому, что под заявлением стоит моя подпись, а это явилось для многих полной неожиданностью, как, впрочем, и для меня самого. Должен сказать, что ко мне в Назикляр приехал Джабир и настоятельно просил поставить подпись под этим документом. Тогда я написал свое мнение по этому поводу и поставил подпись именно под этим мнением. А написал я дословно следующее: «Все, изложенное здесь, — сплошная ложь и клевета». Те, кто зачеркнул написанное мной, занялись обманом и использовали мое имя в своих целях! Пусть теперь перед всеми подтвердят это!
Я прямо посмотрел в лицо Джабира. Он нервничал. На лице Тахмаза Текджезаде была презрительная гримаса, а Сазагов даже не смотрел в мою сторону: мол, его это не касается.
— Я думаю, — сказал представитель ЦК, — что Будаг Деде-киши оглы поступил неправильно. Он достаточно опытный человек, чтобы ставить свою подпись под такого рода заявлением. Приписки и все прочее — это детские забавы! Согласен — подписываешь, а не согласен — нет. Но очень хорошо, что Будаг внес ясность в этот вопрос, хотя, повторяю, мне эти игры не нравятся. Но довольно об этом. Товарищи, — обратился он к залу, — прошу высказываться по существу вопроса: кто считает, что факты, изложенные в заявлении, имели место?
Развернулась дискуссия, которая ясно показала, что сторонников Аяза Сазагова не так уж и много. Большинство на вопрос: «Чего именно хочет Аяз Сазагов?» — отвечали, что он мечтает стать секретарем укома. Несмотря на то что его активно защищал Тахмаз Текджезаде, все пришли к выводу, что, кроме карьеристских целей, у Сазагова никаких других побуждений нет. В зале стоял шум, многие выкрикивали с места.
— Прошу не бросать реплик, — крикнул Рахмат Джумазаде, — а дождаться очереди и выступить!
— Вот видите! — вспылил прокурор. — И вы будете отрицать, что Джумазаде не администрирует и не зажимает всем рты?! Мы требуем, чтобы из ЦК была прислана специальная комиссия!
— Как относятся товарищи к этому новому предложению? — спросил Джумазаде.
Слово попросил Нури Джамильзаде:
— А не довольно ли, что Центральный Комитет партии послал пресловутое заявление для разбирательства к нам? И, во-вторых, мы проводим это обсуждение при представителе Центрального Комитета! Разве этого недостаточно? Предложение считаю неприемлемым, затягивать разбирательство ни к чему! Сегодня же, не откладывая, мы должны рассмотреть заявление и высказаться по нему. Ни для кого не секрет, товарищи, что прокурор и председатель уездных профсоюзов мои близкие друзья. Но я должен сказать, что друзья мои — Джабир и Тахмаз — выбрали ложный путь интриги, и я согласен с Будагом Деде-киши оглы, что каждая фраза этого заявления является клеветой и ложью. И то, что они составили этот документ, подписали его да еще собирали всякими разными путями подписи, — все это говорит о том, что мои друзья неверно понимают свой партийный долг! И у Джумазаде, конечно, — продолжал Нури, — как у всякого активно работающего человека, могут быть просчеты и ошибки. На бюро укома мы не раз указывали Джумазаде на них. Я хочу отметить, что, вопреки мнению Сазагова и его единомышленников, Джумазаде всегда внимательно прислушивается к словам членов бюро укома и правильно реагирует на критику. Кому выгодно раздувать мелкие недостатки Джумазаде? Трудящимся Курдистана? Нашему общему делу? Отвечу: никому! Почему человек, занимающий ответственный пост заведующего отделом агитации и пропаганды, взялся за недостойное и грязное дело — пятнать честного, чистого человека? Говорят, что он мечтает стать секретарем. Но, во-первых, секретаря укома избирает пленум и утверждает Центральный Комитет. Как член пленума я хочу сказать, что аппетиты у Сазагова непомерные. Его никогда не изберут секретарем, потому что он за то время, что работает в Курдистане, проявил себя непринципиальным человеком, с маленьким, ограниченным запасом знаний. С людьми Сазагов не ладит, в отделе у него разброд. И самое главное — он любит интриги, в этом его настоящая жизнь. Он втянул в них и честных людей. Пусть каждый разберется, с кем он!.. Я думаю, что каждый, подписавший сфабрикованное Сазаговым заявление, должен встать на трибуну и ясно изложить свою позицию. С признавшими свои ошибки будет один разговор, а с теми, кто будет упорствовать, будем говорить по-иному…
Я увидел в зале Мансура Рустамзаде. Он внимательно слушал Нури, но выступать сам, наверно, не собирался. Уже прежде я не раз слышал от него: «Я беспартийный и не хочу, поучать партийных товарищей». Но собрание было открытым, и жаль, если он промолчит.
Первыми из подписавших выступили инструктор укома партии длинноносый Бейдулла и новый заведующий лесничеством Кадыр. Они признали ошибки и честно сказали, что их втравил в эту историю Аяз Сазагов. А настойчивые советы Джабира и прокурора, которые часто беседовали с ними, и подтолкнули к тому, что они без разговоров подписали письмо.
По настоянию президиума пленума на трибуну поднялся Аяз Сазагов. Слабым, едва слышным голосом он принялся объяснять,
